MENSCHENSTILLE: МОЯ НЕЖИВАЯ ЖИЗНЬ

Author: Viola Noir

Музыкальный спектакль «Menschenstille» стал одним из этапов возвращения Goethes Erben. Именно теплый прием публики определил судьбу спектакля, после двух концертов Goethes Erben в Лейпциге Освальд Хенке взял небольшой перерыв и явил миру трагичную и мрачную историю о депрессии, страхе и об отчаянии.

В основу постановки легло множество текстов из книги Освальда «Narbenverse», которые он дополнил другими своими произведениями. Общий смысл «Menschenstille» касается того, с чем каждый мыслящий человек на определенном этапе жизненного пути сталкивается, – попыткой найти место внутри общества, где есть козлы отпущения, позорные столбы, погребальные костры – ведь они помогают обществу чувствовать себя лучше, оставаясь малодушным и невовлеченным. Какое место отведено в такой обстановке для обычного человека с его страхами, заботами и терзаниями? «Медленный натюрморт, сквозь который мы учимся видеть вновь…».

А частный смысл «Menschenstille» — это даже не смысл, а, скорее, способ пережить смерть близкого человека. Своеобразная попытка интерпретировать потерю и научиться жить с тем фактом, что кто-то исчез из твоей жизни, причем посредством самоубийства. Как правило, эту тему всегда тяжело обсуждать с посторонними. Да и сама по себе эта тема очень тяжела и болезненна.  В «Menschenstille» совершаетcя попытка прочувствовать эту боль «ухода из жизни» не через страдания переживающих потерю человека – на сцене развернута трагедия мечущейся души на грани жизни и смерти. Страдающая душа тоже ощущает боль:

«…Es tut weh

 mein Leben,

es tut weh…» 

« … Мне причиняет боль

Моя жизнь,

Мне больно…»

Тем самым труппа «Menschenstille» берет на себя большую ответственность: «вытянуть» из зрителя осознанность через боль и помочь понять, что же делает нас людьми, что есть такое наша человечность и жизнь?

«Menschenstille»  довольно лаконичная по структуре постановка, но не по эмоциональному фону. Эмоциональная динамичность прослеживается от сцены к сцене.  В центре внимания первого акта находится герой Освальда Хенке. Его образ – отчаявшийся, сломленный человек, который сквозь снежную бурю приходит в старый дом — в свое последнее пристанище. Герой настолько растворился в своем горе, что не замечает, что он здесь не один — дом населен призраками, которые с интересом изучают нового «гостя». Освальд Хенке не наделил своего персонажа ни именем, ни возрастом и подобной самой общей информацией, что делает его образ собирательным, не заостряя внимания на 

деталях. Но, стоит отметить, что  герой все же кое что-то имел при себе. Это были, конечно же, его воспоминания, которые приобрели на сцене материальную форму в виде огромной книги жизни. Кроме этого, персонаж взял с собой выпивку для храбрости и веревку, чтобы привести свой трагический замысел в исполнение. Перед тем, как решиться на то, зачем он пришел в дом теней, которые настороженные сейчас сидят по углам, человек листает ту книгу, выпивает, но, не смотря на это, он не спешит расстаться с жизнью. Силы словно покидают его, и он проваливается в сон. Настает момент, когда человек все-таки решился воспользоваться своим орудием убийства  и объявляет:

«…Ich kündige

Mein Menschsein auf…

(…)Ich möchte Schwarz sehen,

das Dunkle fühlen

um mich nicht mehr selbst

fühlen zu müssen…»

«…Я прекращаю

Свое человеческое существование…

(…)Я хотел бы увидеть черноту,

Почувствовать тьму, чтобы

Больше не нужно было никогда

Ощущать себя самого…»

Призраки, сидящие в тени, больше не могут сдерживать своего сострадания, ведь кто, если не они, сможет помешать этому? Они выбегают навстречу человеку, вырывая всё из его рук. С этого момента человек решительно откладывает смерть на неопределенное время. На этом месте акцент с героя Хенке смещается на обитателей дома. Они кружатся в призрачном танго, поют об их мире, в котором остались только черно-белые краски. Зрители становятся свидетелями попарных монологов-откровений двух призраков – невесты и ведьмы. Обе делятся историями о дне своей смерти: ведьма была сожжена на костре под крики ликующей толпы, которая жаждала ее смерти. «Мое мясо превратилось в пепел… Время – мой прах, пыль…». У невесты же все прошло тихо. В день свадьбы она утонула в озере. Она помнит, что было темно и холодно. Проснулась уже среди мертвых. «Свадьба – смерти фестиваль. Я не знаю, почему, но я была одна… Мы все потеряли наши имена. Почему я не помню… еще не помню… о своей… жизни? Моя мертвая жизнь…». С этих слов начинается история духов, обитающих в доме. В конце первого акта мы вновь видим главного героя, в котором внезапно просыпается желание жить, несмотря ни на что:

«…Ich mag die Welt

Kaputt wie sie ist

So fehlbar

Voller Makel und zügellos…»

 «… Я люблю этот мир,

сломанным – какой он есть,

таким греховным,

полным изъянов и распутным…».

А призраки вдруг вспоминают, кем они были в прошлом. Облачаются в костюмы живых, переживают заново момент смерти. Они с огромным изумлением переосмысливают свои воспоминания.

Второй акт посвящен тем, кто мертв, с их мнением о смерти и о своей «неживой жизни». Здесь, стоит остановиться на визуальной составляющей постановки. Персонажи «Menschenstille»  с первого взгляда сбивают с ног своей некроэстетикой во внешнем виде (но, по сути, настоящая смерть никогда не была привлекательна, сколько ее не воспевай. Другой вопрос – фантазии на тему смерти, которые будут постоянно волновать творцов всех мастей, но мы сейчас говорим не об этом). Герои выглядят, как настоящие «неживые», с огромными темными печальными глазами, лишены красок, присущих живым людям, они почти бестелесны, бесцветны. Единственный превалирующий цвет — серый и его оттенки. Они бережно лелеют то, что их связывало с миром живых. Одна из героинь, Юлия, повсюду носит с собой шкатулку со своим с прахом. И по их рассказам и вот по таким, порой с первого раза незаметным деталям, атрибутам, аутфитам, зритель начинает догадываться, кто они и что с ними произошло. Мертвая невеста – неживая возлюбленная, сожженная ведьма, погибший солдат, замученный узник, жертва теракта, тот, кого сгубил рак… И, конечно, самоубийца… Она рассказывает о том, как пустила пулю себе в висок. В одиночестве. И о том, что, оглядываясь назад, на свой поступок, она хотела бы жить. Твердит, жить дальше было делом выбора. Все смотрят на нее. Голоса и истории каждого вновь звучат и переплетаются друг с другом. Из толпы самоубийцу выхватывают ведьма и невеста. Каждый бросает на нее строгий, полный осуждения взгляд и уходит со сцены. Звучит «Musenkuss» («Поцелуй музы»)– составляющая кульминационной части содержания  постановки, пробирающий до мурашек момент с текстом о «красном дожде». И этот «красный дождь» не что иное, как летящая кровь вперемешку с мозгами после пули, пущенной в голову человека.

Устами самоубийцы, до нас доносится истина:   мы должны прощаться с тем, что было, но не чтобы забыть, а чтобы сохранить эти воспоминания внутри нас, охранять их. Неважно, хорошие это моменты или плохие, все равно:  «…нам приходится это оставлять, чтобы часть нас жила…».

В какой-то степени «Menschenstille»  можно назвать жизнеутверждающей, вдохновляющей пьесой. Это, как вакцина, — зрителю дается небольшая доза вируса, чтобы он переболел им в легкой форме и выработал иммунитет. Освальд Хенке повествует о «неживой жизни» во имя жизни подлинной. В этом и заключается основной триумф «Menschenstille».

Авторы: Елена Денисова и Виола Нуар.

Выражаем благодарность в организации и подготовке материала Катерине Брейди и Дарье Тессе.